К столетию пребывания Бориса Пастернака на Ушковских заводах

На Бондюжском химическом заводе работали многие великие умы: ученые, химики, инженеры, но помимо них в разное время трудились и творческие личности - Пастернак, Шариф Камал и многие другие. Если у Камала, приехавшего на завод в 1930 год, была определенная задача погрузиться в атмосферу трудящихся и описать всё это в пьесе «Таулар», то Борис Леонидович не с энтузиазмом в эту самую атмосферу погрузился.

Долгое время о его пребывании на заводах Ушкова никто и не знал. Но сохранившиеся письма помогают восстановить события пребывания Бориса Пастернака в нашей местности. Многие исследователи личности поэта уже не раз описывали события, забросившие его на Бондюжский завод. Задачей данного доклада является: показать недостающие фрагменты октября 1916 - марта 1917 гг. Свое первое письмо Пастернак отправил С. Боброву от 11 октября, т.е. приблизительная дата приезда в Тихие Горы 10-11 октября 1916 года. Точного места дальнейшей службы Пастернак ещё не знает, но «Ирония судьбы; очень вероятно, что буду вести стол по освобождению и отсрочкам военнообязанных». Погода Бориса Леонидовича встретила на редкость теплая, солнечная - даже «ещё ни разу не надевал фуфайки и очень редко, выходя, надеваю летнее пальто». Такой октябрь нашёл своё отражение в стихотворении, написанного, скорее всего, непосредственно здесь - в Тихих Горах.

Не стало туманов. Забыли про пасмурность.

Часами смеркалось. Сквозь все вечера

Открылся, в жару, в лихорадке и насморке,

Больной горизонт - и дворы озирал.

«Здесь так спокойно и ясно, что страшно просто! А Кама какая!». Пока неизвестна его прямая обязанность на заводе, вдохновленный красотами, Б.Л. Пастернак начинает свою работу над переводом исторической трилогии «Марии Стюарт» (Шастеляр, Босуэлл и Мария Стюарт) из-под пера английского поэта Алдержона Чарлз Суинберна. К сожалению, рукописи перевода не сохранились.

Следующее письмо родителям датируется 14-15 октября и имеет менее окрылённое содержание, чем первое. Связано оно с нехваткой чистой одежды - «Очень жалею, что не взял, как того хотел, всей дюжины рубашек и невыразимых, чуяло моё сердце, что ½ дюжины будет мало». Стирка, по словам Бориса Пастернака, проходила у Збарских один раз в месяц «т.к. они не свободны в хозяйственном отношении и несколько стеснены». Прачка приходила из соседней деревни, настирывала и приносила бельё не раньше чем через 2 недели. Поэтому Борис Леонидович просит выслать ему «сорочек и кальсон, хотя бы по 4 штуки» и указывает адрес: «Б.И. Збарскому, Тихие Горы, Вятской губернии, Елабужского уезда, заводы П.К. Ушкова. Слёзно прошу с этим не медлить».

Как можно увидеть из первых писем, проживал Борис Пастернак в Тихих Горах с семьёй Бориса Ильича Збарского и неотрывно переводил Суинберна. К 16 октября он уже закончил I-й акт трагедии и начал II-ой. «Даже недобросовестным мне представляется моегощение здесь».

Уже к 20-24 октября Борис Леонидович пишет: «Я читал Пепе (так звали домашние Збарского) 2-й акт моего перевода». Но для полноты изложения не хватает исторических фактов, поэтому в письме он просит прислать ему книги по эпохе Марии Стюарт и сам «кое-что выписывает из Казани… куплю 4-х томную историю английского народа Грина».

24 октября 1916 года открывается Хлороформенный завод и «на днях Пепа думает его передать своему помощнику в полное заведывание». Пока все праздновали открытие завода - Пастернак праздновал окончание II акта Суинберновской трагедии.

Примерно с этого же времени Борис Леонидович начинает ежедневно заниматься с «Карповским мальчиком». Проживал ли он в это время всё еще в Тихих Горах или же перебрался в дом Карпова - не известно, но в письме от 25 октября 1916 года он описывает: «Из окна я вижу широкие холмистые поляны, поросшие сухой клочковатой полынью. Они трясутся и бегут при налетах ветра, как бывает на кинематографических фильмах».

Приблизительно 28 октября Пастернак был занесен в список служащих конторы и кое-что уже делал, но фактически не был введен в курс дела. А пока есть время закончить перевод и уже «за три недели я перевёл 105 страниц (печатных) белыми стихами, мне осталось ещё штук 25 и Шастеляр будет переведён». И к середине ноября была переведена последняя 134-я страница Суинберна.

Письмо от 16-23 ноября: «Третий день работаю в конторе. В будущем думаю добиться работы 5-ти или 4-х часовой - покамест на контору весь день уходит. Вставать приходится к 8-ми часам; так что вечером тоже за своей работой не больно уж разгонишься».

Здесь же можно прочесть о том, что он уже живет в одном доме с маленьким Карповым: «занимаюсь с ним в течение дневного перерыва. Вечером, шагом ничуть не менее отдающим спокойной и безмятежной надменностью - прохожу к себе на то, что только и заслуживает в моих глазах названия работы». «Вокруг - такая белесая скука отпетой опосредованности - что досадно прямо, к чему я столько воротников и манжет привез?» - такой вспоминает Борис Пастернак работу в конторе.

«С 8-ми утра до 12 часов дня занят в конторе, перерыв дневной уходит у меня на обед и на занятия с маленьким Карповым; отзанявшись с ним, еду тут же снова в контору и там до 8-ми, а по средам и четвергам (перед заседаниями Елабужского комитета) и до ночи. Все время провожу в глупом (по роду и качеству работы) и непроизводительном напряжении; в моем ведении все, касающееся отсрочек и прочих военных отношений 2-х тысяч рабочих и еще больших сотен деревень работающих от подрядчиков».

«В конторе я веду себя истинным чиновником, гоню в коридор, высокомерно и безапелляционно раздражаюсь и т.д. Побриться нет времени».

9 декабря произошло сближение Пастернака с Пепой после недомолвок и обид. В то время в Елабуге решалась судьба Бориса Леонидовича - при содействии Збарского он был освобожден от призыва в армию навсегда. За ночной беседой перед явкой на комиссию, они выяснили все недоразумения, и в последующих письмах родным идёт рассуждение о личности и меланхолии Бориса Ильича.

Так как нет основных причин более работать в конторе, Пастернак начинает подумывать об окончании службы, «но я живу в доме директора и дискредитировал бы учреждение, которое я сам сейчас олицетворяю собой (вы понимаете) - уйди я сейчас со службы».

Из этого же письма, написанного в середине декабря, можно подробнее узнать о самой работе: «Я уже писал вам однажды, что заведую регистрацией военнообязанных. Когда-то, до моего вступленья на эту должность, главные служащие конторы во главе с директором хором стонали при каждой новой мобилизации - теперь эту же партию исполняю я соло». «Комната, в которой находится мой "стол" - называется "продовольственным" отделом; им заведует московский интеллигент, милый средний чеховец.… Через месяц я заговорю о подыскании мне заместителя. Через два я службу оставлю. Через три я стану подумывать о переезде к вам. Через четыре - вас навещу.… Здесь нет пианино. Вообще - грошовая жизнь. При малейшей возможности начну опять ежедневно опаивать себя Суинберном. Неиспользована еще вторая его трагедия. Первая называется Шастеляр. Вторая - Мэри Стюарт. За нее-то и возьмусь».

Хоть журналы и газеты приходят с опозданием, по письмам видно, что творческая интеллигенция,где бы она ни была, интересуется Московской жизнью. Чувствуются перемены: «скоро начнут жить на совсем новый лад». В начале января Карповы были в Москве и, пользуясь случаем, Пастернак просит родных выполнить список поручений - передать Боброву «Сказку о Карпе», позвонить Локсу, передать книги о Марии Стюарт, для дальнейшего перевода Суинберна, подарки для детишек и личные принадлежности.

11 января он пишет, что от службы освободился, но до сих пор занимается с Володей, а в отсутствии Анны Самойловны Карповой проводит даже больше времени, чем обычно.

С окончанием службы появилась возможность для творчества: «Такое наступление свободы дало уже себя знать: я окончил и переписал вещь стиля "Апеллесовой Черты" - но многим ярче и серьезнее этой вещи. Не знаю, писал ли я вам уже, как она у меня создавалась. Это было на Рождестве 26-го и 27 числа, вероятнее с ночи на 26-е. Я вскочил ночью, увидя всю эту вещь от начала до конца и не в состоянии будучи заснуть, встал и начал писать; писал двое суток, засыпая по ночам на пару часов и просыпаясь с продолжением этой вещи. Но 28-го числа надо было в контору идти (праздники кончились) и вещь пришлось бросить. 7-го я служить перестал в три дня вещь обработал и переписал» - так создавалась «Истории одной контроктавы».

Всё более и более Пастернак углубляется в творчество. Усиленно работает, бросается от одного к другому. В письмах встречается сетование на большое количество опечаток в «Поверх барьеров», и это всегда встречается, когда книга - твоё дитя, становится самостоятельным и подвержено критике окружающего мира.

Письма родителям становятся всё более редкими и скудными в описании, - ведь он занят своим любимым делом. Так пролетели последние месяцы пребывания Б.Л. Пастернака в наших краях.

Проанализировав письма к родителям, можно сказать, что основной задачей на стыке 1916-1917 годов он ставит развитие своей творческой натуры. Работая не по воле музы, а как настоящий дисциплинированный работник своей судьбы, где конторская работа «с 8-ми утра до 8-ми вечера становится в тягость»; где даже друг Б.И. Збарский становится сам не свой, «работает из-под палки обстоятельств» - Борис Леонидович становится личностью как поэт, писатель, переводчик через свои «лабораторные опыты».

Уехав в марте раньше запланированного, Пастернак на протяжении всей жизни оставил частичку «Манчестера» в своей душе. Прототипы людей, пейзажей, событий просматриваются во многих его произведениях.

И хорошо, что сохранились письма к родителям, где можно увидеть настоящие чувства поэта, его отношение к окружающей действительности даже спустя 100 лет после их написания.

О.И. Боднарь

Старший научный сотрудник

ГБУК «Краеведческий музей г. Менделеевск»